Александр Траугот о «Кукле» и блокаде: «Человеческое тепло — единственное, что грело»

В дни празднования 70-летия снятия блокады мы попросили Александра Георгиевича Траугота, выдающегося художника-графика, рассказать о том страшном времени, а также о работе над иллюстрациями к книге Г. Черкашина «Кукла».

— Александр Георгиевич, расскажите, пожалуйста, о «Кукле»?

— Что сказать о «Кукле» Черкашина — это одна из любимых книг у нас с братом. Когда мы ее читали, мы вспоминали войну, нашу семью: дедушку, бабушку... Дедушка был известный инженер, у него было много книг, а потом голод, который и дедушка, и бабушка не пережили. Дедушке было 65 лет, и вот это превращение такого благополучного профессора в дистрофика осталось навсегда в памяти. Я помню, как мы пилили наши стулья, столы, чтобы топить буржуйку.

И в этой книге, в этом рассказе Черкашина, еще есть тема, которую трудно даже описать. Она о том, что были люди, которые во время голода, бедствий, расцвели. Это были далеко не лучшие люди, и этот контраст в книге передан. Я не знаю, чувствуется ли это в наших рисунках, но мы очень хотели его выразить. Мы видели этих людей, этих женщин, которые вдруг среди голода имели цветущий вид, рядились в непомерное количество золота и мехов.

Когда в нашу квартиру попал снаряд, нас пересилили в другую квартиру. А в нашей сделали детский дом для сирот. Сирот мы никогда не видели почему-то. А вот директоршу этого детского дома можно было увидеть в роскошной шубе, и румяный кавалер всегда был с ней. Но, кстати, умерла она от голода, у нее был рак, и она не могла есть.

Этот спектакль войны был драматичен именно тем, что одни голодали и умирали, а небольшое количество людей при этом пировало.

— А как же дух единения и взаимопомощи? Неужели его не было?

— Нет, дух, настрой был замечательный, у нас квартира была огромная, когда-то она принадлежала нашей семье. А теперь, как говорил мой дедушка, в ней было население уездного города. И, конечно, как во всякой коммунальной квартире были свои Монтекки и Капулетти — все были, но для детей это было очень весело…. Длиннющий коридор, по которому мы катались на самокатах, а снизу приходили люди и говорили, что у них потолки осыпаются. Дедушка отвечал: «Дети ведут себя как дети, а когда они будут в нашем возрасте (а он был в очень почтенном возрасте), то они будут вести себя по-другому».

Но голод помирил Монтекки и Капулетти, и, кстати, и те и другие умерли. Первыми умирали те, которые переставали мыться, переставали вставать с постели, не зависимо от возраста.

Нас спасало то, что еще до войны у нас была буржуйка. Мы жили в большой комнате, в которой был камин. Но дров для него надо было много, а тепла получалось мало. И буржуйка нас спасала. Был у нас в квартире Митя-пьяница, и он грелся вместе с нами.

Это как иллюстрация того, что происходило с людьми в то время. В иллюстрациях к «Кукле» мы с братом хотели донести, что тепло, человеческое тепло — это единственное, что грело. Мама говорила: «Греет собственное сердце».

— А образ девочки из книги реален или выдуман?

— Образ девочки выдуман, но детей блокады я помню очень хорошо. Помню, как 14 мая 1942 года начались занятия в школе. Мне совсем не хотелось ходить в школу, но там кормили. Самое страшное впечатление в школе — это исхудавшие девочки. Мальчишки ходили в брюках, и их худоба была не так заметна, а девчонки, у которых ноги были как спички, производили ужасное впечатление. И потом весной они стали умирать. Первыми умирали подростки и мужчины, а с весны стали падать женщины и девочки. Причем, знаете, весна, все хотели выделиться, надеть яркий беретик или что-нибудь подобное. И в этом был особый контраст.

В Англии, например, была карточная система, там все получали один и тот же паек. Только подростки получали больше, ну это, наверное, научно обосновано. А у нас, начиная с 12 лет, уже был иждивенческий паек, самый низкий.

— То есть в 12 лет дети получали наоборот меньше?

— Да, да. До 12 я получал детскую карточку, и это было хотя бы что-то, а после 12-ти — иждивенческую. И поэтому многие подростки умирали.

— Сколько вам было лет на начало войны?

— Мне было 10 лет.

— Вы всю блокаду были в Ленинграде?

— Да, всю блокаду. Моя мама была начальником группы самозащиты, я тоже иногда поднимался на дежурство на крыше. Там было все хорошо организовано: щипцы, ящик с песком. Надо было тушить зажигательные бомбы. Наш дом не попал под обстрел, но осколки зенитных снарядов осыпали дом. Еще на крышах валялись немецкие листовки, они были с самым примитивным содержанием. Но поднимать их было опасно, по радио передавали списки расстрелянных за хранение листовок.

Вот этот образ дворничихи из книги тоже не случаен… Вообще когда чуть-чуть стало лучше, люди стали поправляться. Все были худыми, но лицо толстело, так же, как и худело первым лицо. Это странно, но все замечали.

И эти развалины, когда что-то оставалось каким-то чудом: или картина, или стул, или велосипед. Можно было вернуться домой и увидеть разрез своей комнаты. Т.е. дома уже нет, а часть комнаты осталась. И это было страшно.

— Большое спасибо за рассказ!

Напомним, что переиздание книги Геннадия Черкашина «Кукла» было выпущено издательством «Речь» в преддверии 70-летия со дня полного снятия блокады Ленинграда. Эта книга — о надежде, мужестве, великодушии, о честных и нечестных людях, которых можно встретить в любое время, вне зависимости от эпохи... Черкашин смог передать весь ужас войны через события в жизни конкретной семьи, но при этом без кровавых сцен и жестокости, что особенно важно, когда книга предназначена для детей. 

«Кукла» вышла с цветными иллюстрациями выдающихся русских художников-графиков Г. А. В. Траугот. На иллюстрациях Траугот к «Кукле» война — это фон. Блокадный Ленинград в книге не выглядит пугающим, он как будто бы предстает перед читателями из детской памяти художников. В конце книги помещена статья от редакции «Экзамен для людей», в которой анализируется рассказ «Кукла», а также приводятся некоторые факты из биографии автора и художников.