Катарина Киери — утешение чтением

Катарина Киери получила в этом году главную награду для детских писателей — премию имени Астрид Линдгрен. Она автор десятка книг для детей и подростков, а также лауреат премии Августа Стриндберга. В последнее время ИД «КомпасГид» выпустил две книги Киери: «Совсем не Аполлон» и «Никто не спит». 

О запретных темах в детской литературе

Ваш закон о защите детей от вредной информации — очень неудачное нововведение, на мой взгляд. В Швеции никогда не было ничего подобного на законодательном уровне. Я думаю, что, когда молодой человек попадает в тяжелую ситуацию, ему кажется, что он один во всем мире переживает это. Естественно, ситуации и переживания могут быть очень разными. Но если есть книга, в которой ты можешь прочитать о чем-то подобном, ты уже не чувствуешь себя таким несчастным, а ведь утешение — это то, чего мы ждем от книг, чтения, поэтому ужасно, когда у молодых людей отбирают эту возможность — утешиться.

Сложно сказать, какие темы являются табуированными в шведской литературе. В каждой второй книжке для подростков обсуждаются темы ЛГБТ, сексуальных и гендерных меньшинств. Но, несомненно, сам этот вопрос, о чем можно говорить, а о чем нет, дискутируется в шведских литературных кругах. Например, несколько недель назад очень оживленно обсуждалась датская книга для детей с картинками, где детство сравнивается с Холокостом. Естественно, ее критиковали, но ее никто не запрещал и не будет запрещать, разве что некоторые библиотеки поставили ее в отдел взрослой литературы.

О своих книжках

Моя первая книга вышла в 1993 году, это был сборник стихов. Мне тогда было 28. Первой прозаической книгой стала повесть «Совсем не Аполлон».

«Передо мною сидел совсем не Аполлон. Не восьмое чудо света, не венец творения. Смысл возникновения Вселенной в результате Большого взрыва и эволюции от одноклеточных до современного человека был явно не в его появлении на свет. Будь ему шестнадцать
или семнадцать, будь я героиней американского школьного сериала, блондинкой с маникюром и глубоким вырезом, — тогда, может быть, да.
Но на самом деле все было совсем не так.
Мы сидели за большим столом в самой обыкновенной учительской. Я ткнула Лену локтем в бок, она обернулась и посмотрела на меня:
— Что?
Я сидела вытаращив глаза и разинув рот. И взгляд у меня, наверное, был совершенно пустой.
— Что с тобой?
Я пыталась ответить, но не могла издать и звука, даже пискнуть не могла.
— У тебя температура?..
Раньше я его не видела. Не греческий бог, а настоящий человек. С сердцем стало твориться что-то странное: его словно окутало чем-то мягким, как будто вокруг него кошка свернулась теплым клубочком, зажмурилась и замурлыкала, погрузившись в негу. У него было открытое лицо: прямой взгляд, он не прятал глаз, просто осмотрелся по сторонам. И озорной огонек, дремлющий в глубине взгляда до поры до времени. «Наверное, этот огонек нередко просыпается», — подумала я. Его походка излучала спокойную уверенность — не самоуверенность, а именно уверенность. Спокойствие, ощущение присутствия. Человек, присутствующий здесь и сейчас. Мужчина. Не шестнадцатилетний подросток. Не девятнадцати-двадцатилетний юноша. Мужчина. Мужчина в джинсах и вязаном свитере. Он садится напротив меня… И смотрит на меня. Прямо на меня, и тут озорной огонек просыпается и кивает мне, как малыш, которому захотелось поиграть: «Ку-ку!» Наверное, мои глаза улыбнулись в ответ. И тогда мне пришлось напрячь все силы, чтобы оторвать взгляд от него и посмотреть на Лену, сидящую рядом со мной.»

Я начала писать, когда поняла, что в шведской литературе для детей и подростков очень мало географических референций, отсылок к какому-то конкретному месту. Чаще всего действие разворачивается в каком-то неопределенном городке без названия. Ни климат, ни географическое положение города не имеет значения. Я поняла, что хочу написать роман для подростков, действие которого происходит в моем родном городе Лулео, при этом у меня совершенно не было мыслей о том, чтобы повысить статус города, ничего такого. Получилась повесть о том же, о чем большинство романов: о жизни, смерти, дружбе и любви. И здесь, как и в последующих моих книгах, для меня были важны две темы: поиск собственного пути и семейные тайны.

Мне всегда казалось, что литература для подростков слишком сосредоточена на сегодняшнем дне. Детские писатели часто используют самые свежие реалии, чтобы сделать роман более привлекательным, — как будто стремятся создать отправную точку для дискуссии, а не художественное произведение. И поскольку у меня всегда была склонность преувеличивать собственную роль, я решила, что изменю эту ситуацию. Не знаю, насколько мне это удалось.

Критики принимали мои книги по-разному. За последние годы я прочитала немало отрицательных рецензий. Говорили, что я пишу на слишком взрослом языке, что в моих книгах не хватает подросткового сленга. Другие полагали, что подростки в моих книгах какие-то слишком взрослые. Когда я читаю подобные отзывы, мне кажется, что критик разоблачает сам себя, ведь получается, он считает, что читатели-дети не слишком умны.

О себе

Мне никогда не нравилось быть ребенком. Подростком мне тоже быть не нравилось. Я очень хотела поскорее вырасти, очень этого ждала. Мне казалось, что ребенком быть унизительно. Я мечтала поскорее зажить жизнью, которая будет сильно отличаться от жизни моих родителей. Я не хотела разделять их идеалы, стремилась найти свой собственный путь, и я рада, что им оказалась литература.

У меня внутри есть какое-то большое повествование, какой-то сюжет, связанный с моей жизнью, с моей историей. И мне кажется, что я все ближе к тому моменту, когда смогу рассказать эту историю.

Моя частная жизнь так связана с моим писательством, что их сложно разделить. У меня есть мечта, которую я надеюсь осуществить: часть года жить в Берлине, часть года — в Нью-Йорке — и писать.

О современных детях и современных взрослых

Новые технологии сильно изменили и мир детей, и мир взрослых. Повествование, в более широком смысле, стало доступнее. Сейчас, чтобы узнать новую историю, не нужно напрягаться, открывать книгу — есть Интернет, телевидение, сериалы, фильмы. Сюжет присутствует даже в компьютерных играх. Но с другой стороны, повествование, полученное через новые технологии, не развивает в такой степени язык и мышление, как чтение, литература. И это касается не только детей и подростков, но и взрослых. Все мы живем в мире на грани коллапса, в этакой воплощенной антиутопии.

Но я думаю, что внутри каждого человека есть потребность в контексте, в связях между различными импульсами. У нас есть потребность в покое, я думаю, что она в результате возьмет верх.

О том, как в Швеции поддерживают детских писателей

У нас есть такая система — компенсация за выдачу книг в библиотеке. За каждую книгу, выданную библиотекой, несколько эре капают в общую кассу и поступают в писательский фонд, а оттуда распределяются в виде рабочих стипендий для писателей. Получается, что те авторы, книги которых чаще берут в библиотеке, которые зарабатывают больше всего денег для этого фонда, — поддерживают менее популярных писателей. Эти стипендии в первую очередь предназначены для тех, кто занимается серьезной литературой. И в этой системе деньги в равной степени распределяются между писателями, которые пишут для взрослых, подростков, детей, то есть, вобщем-то, нет никакой специальной поддержки литературы для детей.

Сейчас начинают появляться частные фонды, которые поддерживают писателей, но в основном ресурсы государственные. Например, шведский Совет по культуре оказывает точечную поддержку издательствам в связи с выходом определенных книг. Издатель выпускает какую-то достойную внимания книгу, отправляет ее в Совет по культуре, там ее оценивают, и, если Совет сочтет новику действительно интересной, он закупает часть тиража и распределяет его по библиотекам. Что касается помощи самим писателям, есть довольно развитая традиция посещения школ: писатели встречаются с читателями, со школьниками и получают за это гонорар.

Аня Ликальтер, источник: Букник-младший